— Вернуться назад

Смерть громко и бесцеремонно постучала в окно громадной косой. Оно как всегда было не заперто. Здесь ее всегда ждали. В свойственной ей непринужденной манере хлопнула окном, влетела наружу и, сложив за спиной крылья, и вальяжно уселась на небольшой диван у самого окна. На колени ей, как всегда вскочил толстенный черный кот, и, мурлыча, взглянул в древние пустые глазницы властительницы жизней. Из ванны, вытирая мокрые волосы, вышла и сама хозяйка.

— Привет, — улыбнулась Смерть беззубым ртом. Сигареты есть?

Она кивнула на журнальный столик.

— Вот, целый блок купила — специально для тебя. Я знала, что ты придешь.

Смерть пожала плечами, с удовольствием снимая целлофан с блока сигарет Galouse без фильтра.

— Ну, я ж обещала, что буду в сентябре. Люблю московскую осень. Она улыбнулась гостье.

— Я тоже. Хоть что-то я люблю здесь, на земле… А потом они молча курили и смотрели в вечереющий двор. С девятого этажа хорошо был виден здоровенный старый клен с желтеющими листьями и спешащие домой после рабочего дня прохожие. Ветер подул откуда-то с запада, и листья с клена полетели почему- то вверх, словно звезды, решившие вернуться в небо.

— Я хочу домой, — сказала она тихо. Пепел от сигареты упал в пепельницу с каким-то неизбежным тяжким вздохом, то ли это вздохнула Смерть.

— Опять начинается. Каждый раз одно и то же. Ты же знаешь, я не возьму тебя с собой. Тебе надо книгу подарить — Сто способов убежать от реальности.

— Кто автор? — вяло поинтересовалась она.

— Все человечество, — снова оскалилась Смерть.

— Забери меня с собой, а? — повторила она.

— А Кота кто кормить будет? Пожалей животное.

— Мы возьмем его с собой тоже.

— Моя ты зая! Как легко ты чужими жизнями распоряжаешься. Ни своей, ни его не ценишь.

Она вздохнула и взглянула вниз. Осенний воздух сентября, напоённый запахами и звуками, ворвался ей в грудь, смешался с горечью сигарет.

— Знаешь, я не понимаю – зачем ты просила меня подумать о смысле? Я помню. Смысл жизни в самой жизни — я читала. Что там еще? Перед лицом смерти начинаешь ценить жизнь. И ее краски. И вот я смотрю тебе в лицо, и не ценю.

— Потому что ты дура. Беззлобно ответила Смерть.

— Может и дура. Ну, не чувствую я этой ценности. Понимаешь? Не чувствую. Прохладный ветер разбросал ее высохшие волосы по плечам, смахнул с глаз слезинки.

— Ради чего, скажи мне? Ради ветра и звезд? Ради листьев? Сидеть здесь из года в год ради красот природы? Я не чувствую.

— Не чувствует она. Смерть задумчиво постучала косой по полу. Нечем чувствовать потому что. — Сколько тебе лет? — скажи.

— Что за бред, она подняла бровь удивленно, поглаживая пересевшего к ней на колени кота. Мне века, миллионы бессмысленных лет.

— Тьфу, ты черт, — выругалась Смерть. Сколько тебе земных лет в этой жизни, хватит философствовать. 28? 29, кажется.

— Это важно?

— Наверное, нет. Просто интересно, когда до тебя дойдет. Не видишь смысла, влюбилась бы в кого-нибудь. Сердце нужно чтобы смысл жизни чувствовать. Влюбиться. Она пристально смотрела в небо, зажигая вторую сигарету.

— Ты уже предлагала. Мне неинтересно. Скажи высокому начальству, что пора бы закончить эксперимент. А не мучать меня.

— Почему неинтересно? — продолжала интересоваться смерть, просьбу игнорируя.

— Мне хватает и недели, чтобы наскучило. Я тебе уже говорила сто раз.

— Ну, у тебя же были романы, в детстве в юности?

— Да, были, сначала мне требовалось три года, потом полгода, потом несколько месяцев, и наконец, когда интерес стал уходить за неделю, это потеряло вообще всякий смысл.

— Ну, конечно, — мягко согласилась смерть. Они же люди. Что ты от них хочешь, пять-шесть программ, три-четыре аккорда. Вот и вся история личности. Изучать нечего. Нет глубины и мало смысла.

— Да, — протянула она устало. Я никогда не встречала таких, как я.

— Не встречала? Или выбрала не встречать.

— Странная ты сегодня, — она взглянула на свою собеседницу. Что ты имеешь в виду?

Кот протяжно мяукнул, а Смерть взяла ее за руку своей костлявой скелетной десницей, что впрочем, давно перестало пугать. Друг может выглядеть как угодно, если твой единственный друг — смерть.

— Посмотри мне в глаза, посмотри внимательно. Я покажу тебе, где спит твое сердце.

Голос Смерти стал спокойным и властным, таким, что спорить не хотелось. Она повиновалась, и, наверное, впервые за их многолетнее общение, отважилась заглянуть в ее пустые зияющие глазницы. А оттуда смотрела темная непостижимая в своей тайне вечность, танцующая странный космический танец везде и нигде. Прямо на нее из глазниц Смерти смотрели кометы и рожденные только что из звездной пыли сверхновые. Умирали и рождались миры, беспрерывно меняя форму, но сохраняя суть. Голова кружилась от всей этой звездной пляски, отдаляя реальность, приближая разгадку, затягивая в неведомые ранее смыслы, которые невозможно постичь человеческим умом, и не выдержав всего этого великолепия, она потеряла сознание.

Когда она открыла глаза, реальность вокруг была абсолютно незнакомой и странной. Исчезла комната московской квартиры, исчезла осень, и даже черный кот. Она лежала на прохладном голубоватом песке, залитом лунным светом. Незнакомое ночное небо, усыпанное частыми звездами, казалось чужим. Звезды были в несколько раз больше их привычного размера, а огромная луна сияла так, словно была сделана из раскаленного таинственного стекла, подсвеченного электрической лампой. Она осторожно присела и осмотрелась вокруг, вдали высилось какое то странное сооружение из камня, похожее на соединенные вместе полукольца со спицами. Что это такое — невозможно было даже предположить.

— Вставай, вот мы и на месте, — раздался знакомый голос откуда-то сбоку. Она обернулась с облегчением. Старая знакомая в темном саване с косой стояла на небольшом пригорке из песка, чуть поодаль от нее.

— Где мы, — скажи? Я уже умерла?

— Нет, — смерть рассмеялась беззвучно. Мы в безвременье. Это самое близкое измерение к Земле, где время еще стоит на месте. Здесь хранятся воспоминания. Видишь там кольца? Это веретено, оно и запускает время в земных измерениях. Ты не находишь интересным, что время так связано с памятью? И произнеся эти слова, смерть подала ей руку, помогая встать.

— Пошли, тут недалеко.

Она встала, с любопытством оглядывая обстановку.

— Мне кажется, я здесь уже была.

— Конечно, была. Часть тебя — навсегда осталась здесь. Сейчас вспомнишь, я покажу.

Какое то время они шли молча. Смерть бесшумно ступала, не оставляя следов на песке, а она шла рядом, гадая, куда же они идут. Страха не было вообще. Только спокойствие и любопытство…

— Ну, вот мы и пришли. Смерть жестом указала на маленькое кладбище с чернокрылым плачущим ангелом на воротах.

— Что это? — Спросила она, немного поежившись.

— Это кладбище твоих воспоминаний, здесь живет твое сердце. Пойдем, не бойся. Что могут сделать тебе твои собственные воспоминания?

Осторожно ступая следом за своей спутницей, она подошла к ограде, робко взглянула в глаза ангелу с черными крыльями. Слезы из хрусталя на его глазах, залитые лунным светом, произвели на нее неизгладимое впечатление. Остановилась. Вздрогнула. Память — штука страшная.

— Я дальше не пойду.

— Боишься?

— Нет. Я вспомнила, что там. И не хочу на это смотреть.

— Ну, уж нет. Пойдешь и посмотришь. Смерть — твой лучший психотерапевт, — возразила ее спутница, которая порой отличалась склонностью к мрачноватому не особо смешному юмору. Нехотя она поплелась к первому могильному камню. На нем был шлем и герб.

— Помнишь? Лунный свет подсвечивал могильник, прорезал холодными лучами нутро.

— Да, помню. Это Освальд. Мой жених. Я любила его очень. А он не вернулся с войны. Кажется, это было в 16 веке… А это? — Смерть кивнула на следующий могильник.

— Менелай. Он ушел от меня. А я ждала ребенка.

— И тогда?

— И тогда я покончила с собой.

— А там кто?

— Леонардо. Его унесла чума. Мне пришлось выйти замуж за его брата. Это было невыносимо… Господи, надо ли на это смотреть? Она оглядела с тоской огромное кладбище, полное печальных серых могил. Надо ли мне опять переживать эту боль? Снова и снова. Зачем ты привела меня сюда?

— Подожди. Скажи, чем дороги были тебе все эти люди? Кто они?

— Я любила их по-настоящему. Родные души. Такие же, как я.

— Значит все-таки они есть?

— Есть. Просто это было так больно. Сердце в клочья. Каждая встреча, как кусок из груди. Так коротко и так невыносимо. В какой-то момент я решила, хватит. Больше никогда и не зачем. Какая разница, умрет он, уйдет. Или я уйду. Всё равно это закончится. А если истории любви на земле все конечны, какой вообще в этом смысл.

— Только то, что вечно — имеет значение, да? Смерть пристально взглянула на нее своими пустыми глазницами.

— Да, — именно так, ответила она.

— Тогда почему ты увековечила боль? Почему здесь, в безвременье, кладбище? А не памятник вечной любви?

— Я не понимаю тебя. На земле нет любви. Есть только глупые истории, которые быстро кончаются и оставляют в душе незаживающие шрамы. Если бы любовь здесь имела смысл, она бы жила, а не умирала. Земная любовь уродлива. Все уродливо, что рождается и умирает. Потому что бессмысленно.

— Ты говоришь, как человек, — рассмеялась Смерть.

— Я и есть человек.

— Не уверена.

Смерть повернулась к ней и с кривой ухмылочкой опять схватила ее за руку. «Пойдем, покажу тебе кое-что еще. Пойдем, пойдем, не упирайся. На этот раз тебе понравится».

Законы пространства, видимо, имели в этом месте иные очертания. Потому что кладбище скрылось с горизонта буквально через мгновение. А перед ними раскинулось лунное молоко мерцающего водного пространства. То ли море, то ли ночное озеро с абсолютно спокойной стеклянной гладью поверхности. В безвременье не было ветра перемен, чтобы подуть и изменить ткань пространства, наслать волны и поменять рисунок судьбы. Здесь никогда ничего не происходило.

— Что это? — спросила она у смерти.

— Озеро,- ответила смерть. Ты любишь купаться?

— Ты знаешь, как-то нет.

Даже Мысль о том, чтобы окунуться в стоячие воды подлунного этого мира приводила ее в смятение.

— Делай что угодно, ты меня не убедишь. Я в воду не полезу, — твердо сообщила она своей костлявой спутнице.

— Ага, конечно, буду я тебя спрашивать.

C этими словами смерть вдруг резко толкнула ее вперед. Не удержав равновесие, глотая ртом воздух от испуга и неожиданности, она полетела в воду.

— Ааа! Да чтоб тебя!

Оказалось, что у озера не было дна. Густая как масло вода была тяжелей земной и какая-то другая по консистенции, и ее почему-то стало засасывать вниз. Словно какая-то неведомая сила тащила властной рукой на самое дно. Испуг смешался со странным чувством расслабления. Наполняя ее тело, входя в легкие, вода не причиняла ни малейшего вреда. Словно внутри вымазали мягким лунным маслом, затягивающим и целящим всколыхнувшиеся на кладбище сердечные раны.

Удивленно размышляя, почему же она не задыхается, находясь под водой, она продолжала погружаться в бездонную таинственную тьму. Тело расслаблялось, становилось непривычно легким и через какое то время начало светиться мягким ровным светом. Это было как давно забытое, но почему то знакомое ощущение. В голове случилась яркая вспышка, и она вдруг увидела цветущий сад. И себя в длинном розовом платье. А рядом стоял он. Белокурый и синеглазый. Он горячо клялся в любви, обещал как можно скорей вернуться с войны. И юные глаза его горели огнем любви. Он встал на колено и поцеловал край платья. И сердце ее затопило мягким облаком восхищения и нежности.

А затем исчез цветущий сад и белокурый юноша. Вместо него случилось море, и ночь на берегу у костра. Он был старше. Темноволосый и смуглый. И от его поцелуев тело плавилось, как от всполохов костра. И в этом было столько страсти, столько неизбежности и опасного огня… А затем была маленькая деревушка, утопающая в зелени. Она беременна третьим ребенком. И муж, спокойный светловолосый человек лет сорока, поцеловал ей руку в знак уважения и преданности. И такой покой, такая благодать разлилась по душе…

Эти истории сменялись одна за другой. Иногда острые в своих ощущениях, иногда соленые от горьких слез, иногда кровоточащие невыносимой болью, иногда нежные и хрупкие, как юный белоснежный цветок, попавший под дождь. Старые истории, никогда не повторяющиеся, пусть даже похожие, но полные оттенков и тончайших различий. И звучала в этих историях словно одна мелодия, поданная в разных аранжировках. Та самая мелодия, которая не меняется с течением времени, и останется здесь, когда исчезнет человечество. Та, которая была, есть и вечно пребудет. Любовь. Меняющая сценарии и маски. Проявленная по-разному с разными людьми, но — всегда одна и та же. Вечная.

На этой мысли ее внутреннее пространство наполнилось светом. Он заливал все ее пространство изнутри, став тотально ее новой реальностью. Жизнь меняет форму, но не меняет суть, — высветилось в сознании. И в нее вошло нечто, и нечто стало всем.

— Ты можешь задать мне вопрос, если хочешь.

С большим трудом ей удалось собрать свои мысли. Она чувствовала, знала всем своим нутром, КТО задает этот вопрос.

— Почему нельзя пройти все это с одним человеком и умереть в один день?

— Можно, — прозвучал внутри ответ. И свет вокруг вдруг распался на спектр разноцветных лучей. Получилась земная радуга, но богаче по оттенкам и ярче в своей палитре.

— Конечно, можно. Тогда человек должен принимать и излучать все 12 лучей любви. А ты пока проводишь только три…

Вспышки света и цвета стали ярче, и сознание снова покинуло ее в самый интересный момент. А когда она открыла глаза, на груди сидел черный кот, истошным мявом выпрашивая себе кошачий корм. Каким-то образом она снова оказалась в своей московской двушке, в спальне, на кровати. Смерти нигде не было видно. Она встала, согнав кота на пол, проследовала в гостиную, совмещенную с кухней. Уж не приснилось ли все это часом, — мелькнула резонная мысль в голове. Но распахнутое окно и дымящаяся пепельница, полная окурков Galouse без фильтра утверждали обратное. Она достала корм из холодильника, насыпала в миску проголодавшемуся коту и затем уселась на диван. На журнальном столике напротив валялась пустая пачка сигарет, а на ней кто-то черным маркером написал красноречиво и кратко — «Я вернусь».

Продолжение здесь>>>